«Какой-то нехороший человек испортил слово «шансон»: в апреле пройдут два фестиваля бардовской песни
03.04.2021
Концертная жизнь России постепенно возвращается в привычное русло. В частности, в апреле состоятся два знаковых для поклонников бардовской культуры мероприятия.
3 и 4 апреля в культурном центре «Эльдар» проходит Грушинский фестиваль. Впервые он состоится не в формате open air. Впрочем, по словам Олега Митяева, идейного вдохновителя действа и одного из главных хранителей традиций авторской песни, это не отменяет традиционной летней площадки в Самаре. Что ж, надеемся, что так оно и будет. На московской сцене, кроме самого Олега Григорьевича, выступят и другие корифеи жанра: Вадим Егоров, Леонид Сергеев, Галина Хомчик, Раиса Нур, Наталья Кучер…
Помимо этого, 28 апреля в Московском международном Доме музыки, в Светлановском зале пройдет очередной праздник песни и поэзии «Крепитесь, люди! Скоро лето!». Первый состоялся в 2014 году в «Крокус Сити Холле» и сразу же показал свою востребованность у любителей и ценителей хороших стихов, исполняемых в том числе как песни. По горячим следам этого мероприятия энтузиастами было принято решение проводить фестиваль регулярно.
Всех участников (а среди прочих это группы «Калина фолк», «Ромарио», «Мезозой», Марина Есипенко, Ирина Богушевская, Ирина Сурина, Галина и Алексей Хомчик, Тамара Сидорова, Лариса Брохман, Роман Ланкин, Павел Пиковский, Петр Карягин, Юрий Визбор-младший и многие другие) объединяет простота «песен о главном». Современный формат фестивалю придает стилевое разнообразие композиций на пересечении жанров авторской песни, рок-музыки и этноджаза.
«Культура» попросила поделиться своими мыслями об общем состоянии бардовской культуры главных фигурантов мероприятий — Олега Митяева и Галину Хомчик.
Олег Митяев:
— Считаю, что Грушинский фестиваль должен проходить во всех городах страны. Потому что это патриотическое воспитание. Валерий Грушин пожертвовал своей жизнью, спасая детей, и память об этом благодаря фестивалю жива более полувека и должна жить дальше.
Если же говорить об авторской песне в целом, мне кажется, что здесь все идет от слова. Ибо лирика бессмертна, другое дело, что она, на мой взгляд, несколько изменила свой внешний вид. Мы всегда предполагали, что то, чем мы занимаемся, можно обобщить термином «шансон» — тихая высокая эстрада. Но какой-то нехороший человек испортил это слово, появился так называемый русский шансон — и теперь данное понятие, некогда казавшееся нам высоким, имеет совсем иное значение.
Главный, базовый посыл, который несет в себе авторская песня, заключается в гармоничном сочетании хорошей музыки с настоящей поэзией. К чему и надо стремиться. А это не так уж сложно: достаточно просто любить музыку и грамотное поэтическое слово. Впрочем, с другой стороны, не такая уж это и простая задача. Ведь надо выращивать собственный интеллект, а он, увы, в нашем обществе падает. Возможно, именно этим и объясняется нынешнее, в целом равнодушное отношение к авторской песне.
Обогатиться — да что там обогатиться — попросту заработать на хорошей поэзии сегодня невозможно. Поэтому мы делаем все ради собственного удовольствия, а если кто имеет желание прийти и погреться у нашего костра, мы будем этому очень рады. Недавно мы, кстати, встречались с руководством Самарской области, они настроены по-боевому, готовы выделить средства на летний Грушинский фестиваль: ждем только результатов пандемии, надеемся, все будет хорошо.
Галина Хомчик:
— Мне кажется, что за плачевное состояние авторской песни в нашем обществе большую долю ответственности несут средства массовой информации. Ибо насаждение поп-культуры и выхолащивание того, что заставляет думать, с течением времени дает неутешительные результаты. На экранах практически отсутствует хороший русский язык.
Для федеральных каналов авторская песня давно уже «не формат». Это, к сожалению, объяснимо. Все это насаждение попсы упало на благодатную почву. Темп жизни настолько изменился по сравнению с 1960-ми (телевидение, радио, не говоря уже об интернете), что времени для того, чтобы просто сесть, подумать, вникнуть в хорошую поэзию и те светлые образы, которые она несет, просто не остается.
Нехватка времени привела к тому, что людям приходится, простите за выражение, хавать то, что насаждают, не вдумываясь — что именно. Кадры меняются с калейдоскопической быстротой, соцсети, лайки и прочее заполнили наше существование. Поэтому, когда молодые видят бардов, сидящих у костра с гитарами, они недоумевают: а зачем нам это надо, если куда важнее зацепиться за этот темп, поспеть, не опоздать…
Но, слава Богу, есть люди, которые до сих пор ценят авторскую песню, приятную мелодию, на которую нанизана внятная, вдумчивая лирика. Для них прежде всего и проводятся мероприятия, которые запланированы на апрель.
Олег Григорьевич Митяев не перестает демонстрировать в своих многочисленных интервью свое стойкое неприятие к слову «шансон» в российском употреблении, а также свое отождествление тюрьмы исключительно со словом «параша».
Вот и в двух последних своих интервью он говорит так: «Эх, морду надо было набить человеку, который придумал русский шансон, испортив такое прекрасное слово. Теперь это тюрьма и параша».
Кстати, в тюрьме есть много чего специфического, но почему Олег Григорьевич всегда выбирает именно «парашу»? Ведь, напевая, к примеру, песню про красивый дом, плывущий по лету, мы ведь никак не связываем его с туалетом, который, безусловно, в этом доме имеется?
И потом, «параша» (ведро или кадка для испражнений) осталась в далеком прошлом, сейчас отхожее место в тюремной камере называется просто «дальняк». Уж простите за такие подробности, но тогда и не нужно вспоминать эту парашу в каждом интервью.
Народная мудрость гласит: «От сумы и тюрьмы не зарекайся». И Михаил Ефремов не думал о тюрьме, а вот судьба распорядилась так. А вот если неудачно набить кому-то морду, то это тоже запахнет этапом. Но хватит о тюрьме, вернемся к слову «шансон».
За последние 35 лет, начиная с перестройки и горбачевского «консенсуса», российский лексикон довольно сильно «обогатился» новыми словами. У одних людей это вызывает резкое неприятие, другим же кажется, что с помощью новых слов можно сделать свою речь более эмоциональной, более яркой, наконец, просто более модной.
В России всегда любили перенимать красивые французские словечки, хотя особой нужды в этом не было. Например, «мутоновую» шубу (по-французски «мутон» это «баран») можно было бы просто назвать шубой «овчинной», но «мутоновая» звучит как-то «благороднее». Видимо, поэтому и назвали благородным словом «шансон» те «околоблатные» песни, не попадавшие в 90-е годы в официальный формат на радио и ТВ. Как писал про Гренаду Михаил Светлов: «Красивое имя, высокая честь….!». Так ведь и слово «шансон» красиво звучит.
Кто же эти песенки назвал шансоном? Скорее всего, те, кто их продюсировали или просто их поклонники, однако в словаре уголовного жаргона нет слова «шансон» (а сам словарь есть в интернете). Так что не стоит все логические цепочки выстраивать от «шансона» до пресловутой «параши».
Изменения в языке — процесс объективный, и если новое слово точно что-то определяет, удачно обзывает или метко пародирует, то никакие запреты эти изменения не остановят.
При желании, у разных людей можно выделить разные слова, вызывающие сильные негативные эмоции, хотя другие люди воспринимают эти слова спокойно. Почему так происходит? Иногда любовь или нелюбовь к слову сугубо индивидуальны, и, чтобы объяснить их, придется залезать в подсознание или искать какую-то психологическую травму в детстве.
Безусловно, русский язык портит его податливость криминальной лексике, поэтому всей стране сегодня понятны слова типа наезд, беспредел, отморозок, крыша, стрелка, кинуть, мочить, филонить, свой в доску, чмо, и т. д. Многие из этих слов проникли уже не только в обыденную речь, но и даже в официальные документы (например, в заявлении МИДа о захвате школы в Беслане есть выражение «террористический беспредел»).
Разве это слово не звучит странно для культурного уха? А слово «лабух», которым себя называют многие ресторанные музыканты, разве не из уголовного жаргона?
И уголовный жаргон обогащается культурными терминами, к примеру, выезд в другие города для совершения преступления называются в уголовном мире «гастролями», а воровская отмычка «балериной». Кому-то за это тоже надо набить морду?
И еще одна, так сказать, » непонятка». Олег Григорьевич часто рассказывает, что в школьные и студенческие годы рос в рабочих кварталах, не понимал битлов, многого не слышал из мировой музыки, поэтому он кокетливо называет себя «физкультурником». Однако в последних интервью он уже такой большой любитель французских шансонье типа Шарля Азнавура, что ему очень обидно за слово «шансон», которое в России испортили.
Помнится, в мои школьные 60-е годы были советские пластинки, где пели Жильбер Беко и Жак Брель, честно скажу, они меня тогда совсем не зацепили, да и сейчас не цепляют. Другое дело Адамо, Дассен, Мирей Матье, Далида, но, как считают критики, это артисты новой формации, пришедшие на смену традиционным французским шансонье типа Азнавура.
Вряд ли французам нравится Высоцкий или Марк Бернес, так и мне, не знающему французского языка, трудно полюбить песни Азнавура. Или у бардов свое профессиональное отношение к нему? Вот прямо такая сильная любовь, что хочется за слово «шансон» бить кому-то морду? Весьма странное и редкое желание. Есть такая шутка, что нервный не тот, кто стучит пальцами по столу, а тот, кого это раздражает.