По Москве легенды ходят обо мне.
Это радует, но как-то не всерьез.
Я звоню тебе, точней твоей жене,
И все время задаю один вопрос:
Когда вернешься ты из дальних стран?
Когда увижу я тебя воочью?
Она молчит и собирает чемодан,
И провожает на вокзал осенней ночью
А я пою на голоса,
И жду, когда настанет лето.
И мы с тобой глаза в глаза,
Но наша песня будет снова недопета.
Я это знаю, знаю наперед,
И потому так грустно и печально.
Струна заплачет и сама себе соврет,
Что наши встречи и невстречи — все случайно.
Мой белый снег закатится в овраг,
И потемнеет небо над полями.
И я уйду в осенний синий мрак,
И ты уйдешь, измученный делами.
До меня доходят только слухи о тебе,
А увидеть некогда — ты занят день и ночь.
Или я завидую давно твоей судьбе,
Или просто некому влюбиться и помочь.
Боже мой, откуда возвратишься ты теперь?
Может быть из Африки, а может, из Читы.
Но не я тебе открою тихо дверь,
Я ее открою, но появишься не ты.
От Москвы до Питера гудят рельсы.
Ляг себе на полку и лежи грейся.
А когда вернешься, позвони сразу,
Чтобы потом не мучиться всю жизнь.
Посмотри в каком красивом доме ты живешь.
Я, конечно, вру — обычный дом, как все вокруг.
Вертится кассета, на которой ты поешь,
Песню о фатальной неизбежности разлук.
Если мы не встретимся в Москве вскоре
Значит ты опять на корабле в море.
А когда вернешься позвони сразу,
Чтоб потом не мучиться всю жизнь.
От Москвы до Питера гудят рельсы.
Ляг себе на полку и лежи грейся.
А когда вернешься, позвони сразу,
Чтобы потом не мучиться всю жизнь.