Гольфстрим
сайт посвящен творчеству народного артиста России
Олега Григорьевича Митяева

«Непраздничные вещи» Олега Митяева

«Непраздничные вещи» Олега Митяева
Елена Сапаева

Практически каждый, покопавшись в памяти, может найти в ней несколько песен, строчки из которых знает, кажется, вся страна, но лишь немногим при этом известно их авторство. К числу таких «народных авторов» принадлежит и исполнитель Олег Митяев — улыбчиво-грустный «физкультурник» из Челябинска, начавший выступления с самодеятельности и получивший после двадцати с лишним лет на сцене звание «Народный артист». Это он, еще в 70-е, будучи студентом, написал: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались», — слова, которые, к величайшему его изумлению, сразу же облетели всю страну. Это его перу принадлежат «Француженка» («Она хоть бывшая, но подданная русская…») и «Соседка» (известная в народе как «песня про ненаточенные ножи»), многократно перепетые другими исполнителями в стиле «русский шансон». Он же, в одной из своих лирических композиций, впервые произнес фразу: «Лето — это маленькая жизнь». Все это, пожалуй, и есть самый краткий его «автопортрет».
***
Песни Олега Митяева стали широко распространяться на кассетах к середине 90-х годов. Их слушателями были в основном люди, знакомые с миром «бардовской» песни. Но вот что удивительно: даже тех, кто не мыслил в своей жизни и не любил «костры и палатки», заставляли вздрогнуть, прислушаться доносившиеся откуда-нибудь из окна или с соседской лавочки обрывки этой песни, исполняемой «на три аккорда» под гитару:
Давай с тобой поговорим,
Прости, не знаю, как зовут.
Но открывается другим
Все то, что близким берегут.
Ты скажешь: «Все наоборот,
Согласно логике вещей…»
Кажется, это было очень созвучно людям уставшим — именно уставшим духовно, сперва от «комсомольского задора», потом от перестроечной полемики, неплавно перешедшей в «шоковую терапию» рынка, от китча на экранах. Хотелось действительно «поговорить», услышать того искреннего «другого», не видного за черной ширмой стереоколонки, понять, чем он живет и каковы его искания.
В своих ранних песнях этот человек все время куда-то зовет. Настойчиво, между строк — причем не «за туманом и запахом тайги» и не в ближайшую пивную, а куда-то «поперек дороги». «И пойти в снегу по пояс // На вокзал, на первый поезд, // Часовой нарушить пояс…» Он то кричит что-то «в простуженный гром», забравшись на крышу, то «взъерошив кудри туч аэродрому» улетает в далекие города. За пределами «часовых поясов» молодой, как и сам автор, герой его лирики ищет то, чего нет и, кажется, не может быть в «светском» времяпрепровождении людей — разговора о том, что действительно волнует, тревожит «сокровенного человека». Какой-то неожиданностью, порой резкостью даже он пытается выдернуть своего безвестного слушателя из обленившейся оболочки:
Я приду к тебе один и с утра.
Ты расскажешь мне всю жизнь, каждый день,
Все подряд, от самых горьких утрат
И до самых пустяковых потерь.
Ради чего это? Зачем рассказывать — малознакомому, может быть, человеку — всю прожитую жизнь? Глядя на иронично-задумчивого исполнителя Олега Митяева, я долго не могла понять, в чем именно он ищет созвучия. Пока не «услышала» наконец много раз слышанную прежде фразу:
Ты помнишь, верили всерьез
Во все, что ветер принесет.
Сейчас же хочется до слез,
А вот не верится — и все…
Кризис веры — не душевная, а духовная болезнь, «симптомы» которой особенно остро отзываются в человеке, не утратившем Богом данное чувство фальши. Эту «ненастоящесть» многого, что происходит вокруг, и ощущает «митяевский» лирический герой.
Сколько раз потом из оттепели в оттепель
Красных флагов отсыревшею материей
Накрывали после драки их?! И вот теперь
Снова оттепель — я не верю ей…
Обычно тождественный самому себе в лирике Митяев пишет песню «Солнечное затмение» — от лица палача, расстреливавшего людей. Но этот образ служит лишь «проводником» для горьких, откровенных признаний:
За Уралом с лозунгами рьяными
Пятилетка шла, как полагается,
А мы в дупель напивались пьяными,
Чтоб не сомневаться и не каяться…
Итог этой неутешительной исповеди — потеря доверия к идеалам. Отвращение к советским идолам, погребающим под своими обломками близких людей и демонстрирующим «радость в гипсовых белых глазницах», к любой ценностной системе лжи. И понимание того, что надо держаться — за то подлинное, что есть в душе, изо всех сил.
Не сорваться бы, не закружиться
Да мозги бы свои не пропить,
Да молитвы читать научиться,
Чтоб отца и детей не забыть.
Жизнь и боль — вот и все, что имею,
Да от мыслей неверных лечусь.
А вот правды сказать не умею.
Но, даст Бог, я еще научусь.
* * *
Эпоха, в которую писал эти песни Митяев, давала новую и очень актуальную тогда возможность кардинально изменить свою жизнь. Это был отъезд за границу. Неизведанное и вожделенное сочетание слов «за рубеж» притягивало не только материальными благами, но и уникальным шансом начать действительно «с нуля», в чужой стране историю своих проб и ошибок. Олег Григорьевич тоже стал бывать за границей — на гастролях. И привозить оттуда новые песни: лиричную — о Германии, полушутливую — об Африке… Но самым любимым русскими мигрантами произведением стала «Француженка», которую — и это очень характерно — обычно называют «Москвичкой».
У бывшей русской подданной
В квартире кавардак,
А значит, что-то и в душе
Наверняка не так…
Одно из свойств таланта, а может быть, и «устроения», этого автора — деликатная участливость, чуткость, дающая возможность не просто создавать образы, но и писать непосредственно, «с натуры», с живых людей. Писать то, что узнаваемо до боли теми, кто живет в конкретных обстоятельствах и знает, о чем идет речь. И не случайно, видимо, тем, кто отправился за счастьем «в страну далече», так полюбились строки:
Каштаны негры продают
У площади Конкорд,
Бредет сквозь лампочек салют
Бесснежный Новый год.
И парижане, о своем
Задумавшись, спешат,
И Рождество — опять вдвоем
С подружкою из США…
Одиночество в суетном, отчужденном мире, еще горшее, чем на родине — вот, зачастую, итог всех усилий и устремлений. Впрочем, есть в этом не только разочарование, но и понимание, а значит, и надежда. «Она хоть бывшая, но подданная русская, // Она такая же москвичка, как была…» В этих строках, которые вместе с Олегом Григорьевичем нередко поет весь зал, заключается, может быть, то, что условно подводит итог многих и долгих исканий: от себя убежать нельзя.
Но куда же идти тогда заплутавшему человеку? Заблудившемуся порой настолько, что и горизонт родной земли скрылся «за горами, за долами». Есть здесь, кажется, один «подводный камень»: пытаясь вернуться туда, где все уже давно изменилось, мы снова попадаем в ловушку и начинаем вместо поисков «светлого будущего» столь же бесплодные поиски «светлого прошлого». Но и в этом не обретет человек той правды, той веры, которая может утолить его душевную жажду. И наступает апатия. Лирический герой, в черты которого мы пытаемся вглядеться, кажется, испытал что-то подобное на себе.
Нас не пугают давно никакие метели,
Но и не греет огней разноцветная слизь…
Ну созвонились, как водится, ну посидели.
Кто-то напился, и за полночь все разошлись.
И наш пароходик отходит в светлое прошлое.
Не без волнений отходит и не без труда.
Не потому, что так хочется нам невозможного,
Просто не хочется больше уже никуда…
Подобное состояние именуется христианскими подвижниками «окамененным нечувствием». Признается в нем и автор: «Не болит ничего и не пишется». И вместе с тем — горькая гримаса жизненного опыта — уже действительно не скрыться, никуда. «Ни из окна, где свет погас, // Ни в скит, ни в страну, где получше живут…» Кажется, это тот «пороговый» момент, который человек всегда преодолевает один, каждый по-своему. Настолько внутри себя, что это может почти не отражаться и в творчестве. Это знает лишь Господь, таинственно промышляющий о каждом.
Кому-то эта мысль покажется не литературной, но Митяева-автора спасает в самые тяжелые моменты его природное устроение. Которое, даже в том состоянии, когда не болит, не пишется и не хочется вообще ничего, побуждает его написать пусть не самые выдающиеся, но очень много говорящие о нем самом строки:
Я им пел, чтобы дом их согреть,
Свои старые песни и новые.
Именно это стремление «согреть» других, забывая о себе, в сочетании с какой-то типично уральской, «народной» широтой души уводит его героя из мира, где «пахнет отчаянье водкой и дымом». Там, где другой погрузился бы в бездну трагического самокопания, он неожиданно делает очень простой вывод:
И никуда нам больше не деться,
Кроме как выжить и отогреться…
«Выжить» — значит увидеть без иллюзий ту действительность, которую послал нам Бог, научиться жить в ней и с ней. И неожиданно — в ней же найти отголоски тепла, возводящего нас постепенно к его Источнику.
Песни Олега Митяева — лучшие из них — плоть от плоти повседневности. Той самой, нашей, «где алкаши в дворовой хляби // И доктор выше этажом». Что же может быть в ней хорошего? Но автор как раз-таки не берется оценивать «мир сей», делить его на «плохое» и «хорошее», удобное и неприятное для себя. Он просто участливо, с присущей ему чуткостью наблюдает. Вот «принцесса», которая «живет в коммуналке над шумным Садовым Кольцом», вот соседка, у которой «не наточены ножи», вот «местный идиот», размашисто написавший на асфальте: «С добрым утром, любимая!» Эти образы полюбились множеству самых разных людей именно за утешительное «открытие»: «Да это же наша жизнь!» И есть в ней, оказывается, что-то трогательное именно в своей обыкновенности.
Посмотри, в каком красивом доме ты живешь.
Я вчера пошел за пивом, прямо обомлел:
Целовал его слепой расплакавшийся дождь,
Извиняясь, что всю зиму гриппом проболел…
Есть выдающиеся художественные шедевры, которые ведут в никуда, в зияющую бездну. И есть непритязательные зарисовки, ведущие в теплоту сердца. Такую, что нахлынет неожиданно и разом примирит и с опостылевшими буднями, и с пьяницей-соседом, и с необратимой разлукой. Чтобы стяжать ее, нужно лишь чуть-чуть смирения, «неискания» своего. И ощутишь вдруг, что это небывалое мгновение «не наше» — посланное нам, подаренное Им.
Повезло прохожему — свободное такси,
Только вот спешить ему некуда.
Он остановился, закурил, да пропустил,
Да на небо посмотрел: «Снегу-то…»
Падает размеренно, не скорбя,
Отчего ж тебе так неможется?
У нее другая жизнь, и у тебя,
У тебя, даст Бог, тоже сложится…
* * *
В целом о творчестве Олега Митяева можно сказать словами его же песни — написанными по иному поводу, но очень «автобиографичными»:
Он шьет из светлой грусти
Непраздничные вещи,
Какие-то простые,
Невзрачные на вид,
А кажется что горлом
Тоска вот-вот захлещет,
И зал зарукоплещет,
И сердце заболит…
Эти «непраздничные вещи» действительно очень ценны. Своей исповедальной искренностью и тем, что она служит не только для излияния чувств. «Лирический герой» не просто скорбит, унывает и чем-то неожиданно утешается. Он движется по маленьким и трудным ступенькам к расширению пространства своего сердца. И это роднит его со всеми людьми, понимающими внутреннюю жизнь как путь к самому себе.
А еще нельзя не заметить и не «присвоить» сердцу ироничную «митяевскую» нотку утешения и прощения, которую может органично передать лишь много раз «падавший и восстававший» от собственных ошибок человек:
Но если и случится так отчаяться,
Дай Бог нам ничего не натворить.
Синоптики с погодой ошибаются,
А что уж там о жизни говорить…
О творчестве этого актера, автора и исполнителя написано относительно немного. Но самые верные и краткие слова, пожалуй, уже прозвучали. Сказал их известный критик Лев Аннинский. Пройдясь с присущей мастеру масштабностью по строчкам его песен, он неожиданно заключил: «Главный талант Олега Митяева — талант любви». Талант, о котором мы так часто забываем, пытаясь разделить авторов на «православных» и «неправославных».
Елена Сапаева

Источник:
Информационно-аналитический портал Воцерковление.ru

http://www.vocerkovlenie.ru/index.php/kultura/2023-l-r-.html

Опубликовал: Модератор(05.05.2013)
Просмотров: 796
Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован.

Поиск по сайту
Администрация сайта
Любовь
Администратор
IRINAnikol
Модератор
Все пользователи: 28169
Кто сейчас онлайн
Пользователи: гостей: 17, 4 робота
Яндекс.Метрика